Приключения Аввакума Захова. Повести - Страница 56


К оглавлению

56

Он зажег лампу, взглянул на себя в карманное зеркальце и рассмеялся. Положив кожаную сумку на стол, он принялся вытаскивать из необъятных карманов своего плаща другие трофеи, захваченные в доме Бояна Ичеренского: пустой пузырек, содержимое которого Ичеренская вылила на пол. два других пузырька, наполненные красной жидкостью, и листок бумаги с несколькими торопливо написанными цифрами.

В створке окна, через которое он наблюдал за Викторией Ичеренской, не хватало одного стекла. Как видно, оно было вынуто специально, и притом осторожно — в пазах рамы не было ни единого гвоздика, все они были выдернуты. Рама была без замазки, и дырочки от гвоздиков казались совсем свежими. Аввакум измерил длину и ширину вынутого стекла и записал размеры на листочке, лежащем теперь у него на столе. Он и воспользовался этим отверстием в окне, чтобы, просунув руку, открыть задвижку и забраться в комнату.

Два пузырька он нашел в кухне, среди множества других пузырьков. А жидкость, содержавшуюся в них, — вероятно, вино, налил из двух совершенно одинаковых бутылок, которые он обнаружил в нижнем отделении кухонного шкафа. Обе бутылки были наполовину пусты, имели одинаковые этикетки «Болгарское шампанское», и он, вероятно, не обратил бы на них особого внимания, если бы на этикетке одной из них не заметил маленького кружочка, выведенного химическим карандашом.

Выложив свои трофеи, Аввакум вымыл спиртом руки (спиртом горемычного учителя Методия!), открыл сумку и занялся серебряной чашей. Диаметр верхней и нижней части чаши был одинаков, но внутри донная часть ее была значительно меньше. Судя по мягкому матовому блеску, это было старинное серебро. Сверху чашу обрамлял массивный инкрустированный венчик — он-то и привлек внимание Аввакума. Обычно ювелиры не украшали цилиндрические чаши такими венчиками. Их зачастую можно видеть на конусообразных чашах — тем самым ювелиры создают равновесие между верхней и нижней частью. В данном случае венчик был признаком безвкусицы.

Тем не менее он существовал, мало того, бросался в глаза своей массивностью. Аввакум знал по опыту, что если что-то бросается в глаза, элемент случайности необходимо исключить из расчетов.

Некоторое время он глядел на чашу, не мигая, потом вдруг стал вертеть верхнюю часть ее справа налево, и она легко и плавно начала отвинчиваться от нижней части.

Резьба у нее была небольшая, но очень мелкая, как у бинокля. Когда резьба кончилась, показалась другая, скрытая, внутренняя сторона чаши из какого-то тонкого и легкого металла. «Дюраль», — подумал Аввакум.

Поверхность ее была разграфлена на маленькие квадратики, и в каждом квадратике была выгравирована одна латинская буква. Буквы составляли слова и строки. Строк было четыре. Располагались они одна под другой, как стихотворные.

Аввакум заметил еще одну деталь: вырезы букв были плотно заполнены каким-то зеленоватым веществом.

Он погасил лампу, и миниатюрные буквочки в тот же миг сами засветились.


I arise from dreams of thee
in the first sweet sleeps of night
when the winds are breathing low
and the stars hsining bright.

Это было красиво, очень красиво, и Аввакум изумленно рассматривал строки и, улыбаясь, любовался ими.

Но время шло. во дворе напротив закукарекал петух, Аввакум очнулся и поступил так, как поступил бы каждый на его месте: передал по радио в Софию английские слова — буква за буквой, в том порядке, в каком они располагались в квадратиках. Сообщил общее число квадратиков. не пропустив и тех, что оставались пустыми или имели знак препинания. Затем, подумав несколько секунд, добавил:

«Немедленно отдайте распоряжение Пловдивскому управлению об аресте Виктории Ичеренской, а также владельца «виллиса», на котором она в эту ночь приезжала в Момчилово».

Дважды сообщил кодированное «весьма срочно», условился о связи на два часа дня и на этом закончил.

Убрав в чемодан свои «трофеи», он юркнул под одеяло и тут же заснул.

На дворе светало. Наступало туманное, хмурое утро.

В девятом часу Аввакум зашел в старую корчму, чтобы позавтракать. Слово за слово разговор зашел о жене Ичеренского.

— Будь я на его месте, — сказал Аввакум, — я бы не оставил ее одну в Пловдиве. У геолога тут хорошая квартира. Что им мешает жить имеете, как все люди?

Бай Марко пожал плечами.

— И она так ни разу и не приезжала в Момчилово? — продолжал допытываться Аввакум.

— Ну как же! Была, даже, пожалуй, раза два была. Верно, приезжала ненадолго, на несколько часов, как мне кажется, — сказал бай Марко.

Через час Аввакум был уже в Смоляне. Он отправил на анализ вино ич двух пузырьков и в ожидании результата решил позвонить по телефону Сии. Была суббота, ее выходной день.

Он сделал глубокую затяжку, и прижав телефонную трубку к губам, спросил:

— Сия, это ты?

На другом конце провода молчали. Ему показалось, что у нее в комнате играет радио и рядом смеется какой-то мужчина.

— Сийка занята, — ответил мужской голос. — Кто ее спрашивает?

Аввакум положил трубку.

Он не двинулся с места, пока не выкурил до конца сигарету. Потом долго и сосредоточенно гасил окурок в стеклянной пепельнице, словно это было делом чрезвычайно важным и деликатным.

Когда он вышел на улицу, ветер, подхватив на дороге кучку сухих листьев, покружил их и рассыпал на него, словно конфетти.

Было сыро, в воздухе стоял густой запах увядшей листвы, запах осени.

Лабораторный анализ подтвердил предположения Аввакума: в одном пузырьке было обычное вино, а в другом оно было с примесью быстродействующего снотворного.

56